И плачет, и поет, и пляшет – по погоде.

Что легкомыслен он и ветрен, знаешь сам;

Он предан собственным обманчивым мечтам,

Ты знаешь, и – зовешь его царем творенья!

Но кто ж, ты говоришь, имеет в том сомненье?

Я сомневаюсь, да! и льщусь вам доказать:

Извольте выслушать. Не станем разбирать:

Когда бы ты в лесу с медведем повстречался,

Который бы из вас скорее испугался

И по указам ли нубийских пастухов

Терзают Ливию стада барканских львов?

А спросим – этот царь над тварию земною,

Сколь многих он владык имеет над собою?

Гнев, скупость и любовь, тщеславие и страх

Содержат ум его, как узника в цепях!

Едва покойный сон глаза его смыкает,

Как скупость говорит: – Вставай, уже светает, –

Оставь меня. – Вставай! Пора, сбирайся в путь. –

Хоть час один... – Нет, нет, готов в минуту будь. –

Помилуй, да куда? – В Ямайку плыть за ромом,

Потом в Японию за амброй и фарфором. –

К чему богатства мне? Я потерял им счет. –

Глупец! богатства кто излишними зовет?

Приобретая их, и знать не должно меры,

Ни жизни не щадить, ни совести, ни веры:

На голых спать досках, почти не есть, не пить,

За денежку себя позволить удавить. –

Но для чего, скажи, такое сбереженье?–

Не знаешь? Для того, чтоб все твое именье.

На диво промотал наследник пышный твой

И занял бы столиц внимание собой... –

Что делать?– Плыть скорей, матросы уж готовы...

Все скажут: человек один из всех скотов

Живет средь общества обширных городов;

Он ввел приличия, полезные обряды,

Любезность нравов, вкус, веселости, наряды;

Поставил над собой законы и царей,

Завел полицию, судилища, судей...

Конечно, нет в лесах полиции устава,