Народы славные на нильских берегах

Пред крокодилами не падали ль во прах?

"К чему, – ты скажешь мне, – столь гнусные примеры?

Лжебоги египтян, постыдные их веры?

Ты хочешь доказать набором дерзких слов,

Что человек глупей бессмысленных скотов,

Что будто бы осел – профессора умнее...

Осел, который всех животных уж глупее,

Которого одно названье значит брань...

Ты можешь рассуждать, браниться перестань".

Напрасно ты осла так много унижаешь

И имя честное его за брань считаешь;

Хотя смеемся мы большим его ушам,

Но если б как-нибудь заговорил он сам?

Смотря на наши все дурачества, пороки –

Какие бы он мог наговорить уроки!

Когда ж бы заглянул еще в столицу к нам,

Чего б, профессор мой, он не увидел там?

Глядя на пестрые, смешные одеянья,

Услыша плач, и смех, и песни, и рыданья,

И громы музыки, и пенье похорон,

Ученье, и пальбу, и колокольный звон,

Услыша, как в глаза один другого хвалит

И третьему его ж – поносит и бесславит,

Увидя меж купцов не торг, а плутовство,

В одежде нищенской обман и воровство,

Увидя скачущих к больным, со смертью рядом,

Убийц морить людей позволенным обрядом?

За ними же купцы с атласом и парчой,

И нищие, <и поп>, и мастер гробовой;

Увидя, как ведут к суду воришку – воры

Выслушивать воров важнейших приговоры;

Увидя грабежи и частных и квартальных,

Денной разбой в судах, в палатах у приказных –

Осел от ужаса не мог найти бы слов.

По справедливости вдруг ставши мизантропом,

Сказал бы нам, как он говаривал с Езопом:

"Благодарю творца, что я в числе скотов!

Божусь, что человек глупее нас, ослов!"