приняты с восторгом, от некоторых дам – даже со слезами. Вот уцелевшие в памяти моей строки:

Где вы, тревожные заботы, суеты,

Сердец приятное волненье,

Боязни и надежд пременно ощущенье

И самолюбия мечты?

Где зрителей восторг и удивленье,

Талантам истинным нельстивые хвалы,

Рукоплесканий гром, благодаренье,

Весельем искренним шумящие столы?

Исчезло все... и пустота, смущенье.

Уныние на сердце налегло!

Зачем же цели достиженье,

Свершившись, – нам отрад не принесло?

Здесь многих стихов не помню, но вот заключение:

Прочь, души хладные, хулители суровы,

Дерзающие нас с презреньем порицать! 1

Влачите рабские приличия оковы!

Не вам божественный огонь в себе питать.

Веселье чистое утехи благородной,

Любовь к искусству – ты питай меня всегда,

От предрассудков всех души моей свободной

Не покидай в сей жизни никогда!

Сколько детского и, пожалуй, смешного было в этом увлечении! Как оно живо выражает отсутствие серьезных интересов или, пожалуй, серьезность интереса и взгляда на искусство, может быть у многих бессознательного. Но приятно вспомнить об этом времени. В тридцать шесть лет постарели не мы одни, не наши только личности – постарело, или, правильнее сказать, возмужало общество, и подобное увлечение теперь невозможно между самыми молодыми людьми. В Москве же тогда много находилось даже пожилых людей и стариков, для которых спектакль "Два Фигаро" был важным событием в летописях благородной сцены театрального искусства. Но, конечно, никто так не оценил и никто не принял так близко к сердцу нашего спектакля, как кн. Ив.М. Долгорукий, который был не только сам в душе страстный и отличный, по-тогдашнему, актер, но не менее того

1 Этот стих относился к двум значительным дамам, родственницам Кокошкина по покойной его жене.