Страница 7


и любил читать их наизусть. Он был живого, даже торопливого нрава: весь состоял из порывов. Он думал, говорил и писал, так сказать, на ходу, сентенциями, а потому все, им написанное, несмотря на природную даровитость автора, не выдерживало и тогда моего юношеского разбора и суда. Во всех его сочинениях, без исключения, везде вырывались горячие слова, живые выражения, даже строки, полные внутреннего чувства; они производили сначала впечатление, но повторенные сочинителем несколько раз, иногда некстати, сделавшись стереотипными, казенными фразами, – они начинали уже опошливаться и надоедать людям разборчивым, а потому и взыскательным. Я не знаю, кто-то сказал, вероятно после нашествия французов, и сказал довольно верно, что "Глинка был бы недурен, если б у него не было соуса из веры, верности и донцов 1, который и хорош для винегрета, а он обливает им все блюда". Впрочем, в отдаленных углах России, особенно после великого двенадцатого года, особенно на Дону, Глинка пользовался большим авторитетом. Успех его "Русского вестника" и еще более блистательный, хотя непродолжительный, успех его пансиона для донцов служат тому неоспоримым доказательством. Доброта души С. Н. Глинки была известна его знакомым: он не мог видеть бедного человека, не поделившись всем, что имел, забывая свое собственное положение и не думая о будущем, отчего, несмотря на значительный иногда прилив денег, всегда нуждался в них... Но, повторяю, рано еще говорить обо всем набело. – Сергей Николаевич Глинка очень меня полюбил, особенно за мое русское направление. Он захотел познакомить меня с Николаем Михайловичем Шатровым, который был тогда в славе – и в светском обществе и в кругу московских литераторов – за стихотворение свое "Мысли россиянина при гробе Екатерины Великой" 2, в котором точно очень много было сильных


1 В 1813 году С. Н. Глинка напечатал книжку или брошюрку "Вера, верность и слава донцов"; она-то, вероятно, подала повод к рассказанной мною шутке.


2 Впоследствии оно называлось иначе, а именно: "Праху Екатерины Второй"; под сим заглавием напечатано оно в третьей части "Стихотворений Н. Шатрова", изданных в пользу его от Российской академии.